КАК ЭТО БЫЛО

Грамадства

(Из воспоминаний Леонида Козлова,
участника ликвидации последствий
аварии  на  ЧАЭС)


В Припяти моя семья проживала с самого начала стройки будущей АЭС. На наших глазах этот город рос и благоустраивался. Место для него было выбрано удобное и красивое: на берегу реки (по её названию он и получил своё имя), рядом, в полукилометре, проходит ветка юго-западной железной дороги, за ней – сосновый лес, скрывающий станцию. Можно было прямым поездом поехать на выходные в Москву, по реке – в Киев. Сюда, на возведение первой украинской атомной электростанции, ехали специалисты со всех концов Советского Союза. И из окружных сёл устремились на стройку –  всем хватало места и дел. Население города составляла в основном молодёжь, потому и жилось как-то весело, уверенно.
Мы с женой –  из Белоруссии, большая часть жителей – русские, украинцы. Но кто тогда делился? Все – «советский народ».


В тот год жена вынуждена была оставить работу и уехать в Чикаловичи ухаживать за больным отцом, сын служил в армии, а я в своей городской квартире жил один, каждую пятницу выезжая к жене на выходные. Нужно было помочь и ей, и своей матери,  которая тоже жила в деревне.


В ту пятницу, 26 апреля, после очередной смены (работал тогда на кране  в  управлении механизированных строительных работ) я, как обычно, направился в деревню. Там уже собрались родные: пора сажать картофель.


В субботу утром пронёсся слух об аварии на станции. Но подобные разговоры ходили и раньше, потому особого значения им никто не придал. Вспахали огород, посадили картофель. А в воскресенье мы с Юрой, мужем племянницы, отправились на рыбалку. Там, на речке, снова услышали об аварии и узнали, что кое-кто из работавших на станции поспешил сегодня уехать в Припять.  Мне  на смену – в понедельник, у Юры ещё несколько свободных  дней, и мы решили провести выходные в кругу семьи.


В понедельник, как и планировал, сел на утренний поезд. Выходить мне следовало на станции «Семиходы» (название деревни, которую «поглотил» разросшийся город), но поезд, вопреки обычному расписанию, там не остановился. Пока пассажиры недоумевали, мимо поплыла ограда АЭС. Ужасающая картина поразила: стена четвёртого блока разрушена и дымится, станция открыта со стороны железной дороги, валяются механизмы, вздыбленные бетонные глыбы…


Из поезда вышли только на станции «Янов». Сразу же окунулись в атмосферу отчаяния: люди плачут, на улицах – военные   и   милиция, вернувшихся после выходных в город не пускают в свои квартиры. Распоряжения дают военные, рекомендуют немедленно уезжать на подошедшем поезде «Хмельницк – Москва». Но из него тоже выходят пассажиры. Люди растеряны: куда деваться?


– Езжайте в сторону Киева или размещайтесь по окрестным населённым пунктам. Движение поездов здесь прекращается. В 11 часов будет последний, на Чернигов, – ещё успеете уехать.  Квартиры ваши закрыты, взяты под охрану милицией, там поставлена сигнализация, и ходить не нужно, – заключил офицер.


Что делать, как добраться до места работы? Автобусы не ходят, пешком – далеко, а я опаздываю к началу смены. О том, что работы уже не будет, мне тогда не приходило и в голову… Пришлось возвращаться  в деревню. Но уже и там через три-четыре дня завертелась такая кутерьма, что нас, горожан, втянуло в эту круговерть, как в воронку.


Поступило распоряжение сдать домашний скот. Коров, свиней грузили на машины и увозили на мясокомбинат. Нас с Юрой попросили помочь перегнать колхозное стадо в деревню Микуличи, а это километров 70-80. Путь был нелёгкий. Жара, тучи пыли закрывали солнце, скот ревел от жажды, усталость валила с ног. По полям и вдоль дорог бродили уже безнадзорные, отбившиеся от стада коровы и лошади.


Четвёртого числа началась эвакуация людей. Автобусы и грузовые машины подходили к каждому двору, забирали всё, что подготовили хозяева. Не хотели уезжать старики – убегали из дома, прятались в сараях, в копнах сена, на огородах. Их настойчиво уговаривали, терпеливо разъясняли ситуацию и деликатно усаживали в автобус. К вечеру деревня опустела…
Вывезли нас в Микуличи. Расселили. Люди встречали приветливо, доброжелательно. Делились всем, что было.


Здесь уже работали врачи. Обследовали всех, многих тут же отправляли в больницы. Я и жена попали в Гомель, где провели почти месяц.
В конце мая, после лечения, отправился на поиски своей организации, которая переместилась в Вышгород, под Киев. И сразу же – на вахту. Так я оказался в зоне аварийно-спасательных работ.


К этому времени здесь уже были тысячи здоровых мужчин, собранных со всего Советского Союза и расквартированных по деревням Чернобыльского и Иванковского районов. Заселили и Чернобыль. Даже в Припяти были устроены общежития для некоторых вахтовиков.


Мы жили в деревне Теремцы, что у слияния Припяти и Днепра. Первое время было жутко и очень страшно, ведь работать пришлось в самых загрязнённых местах. Распорядок почти не менялся. Утром везу начальника в Припять, на первый блок. Пока идёт планёрка, ожидаем в бункере. По окончании наряда развожу рабочих: экскаваторщика, бульдозериста, крановщика, дозиметриста, который определял, сколько каждый из них будет находиться на объекте. Иногда это время исчислялось минутами: уровень радиации в те дни был очень высокий. А работы в основном земляные: обваловка территории АЭС, уборка мусора и его захоронение. Потом стали зарывать частные машины из гаражей. Порой совсем новые, в которые были вложено годы человеческого труда. Для захоронения понадобилось столько карьеров, что их не успевали подготовить –  автомобили стали плющить БТРами.


Там досталось людям по максимуму, ибо средств защиты почти не было. Зато были до безрассудства смелые мужики: загорали на территории  станции, чтобы дома похвастаться; кусок графита положат в карман –  вместо карандаша –  и ходят с ним всю вахту. А основным стимулятором считалась водка. Причём была она контрабандная, её продавали те мудрецы, которые никогда не упустят момента, чтобы нажиться. И стоила она в 10-20 раз дороже, чем в  магазинах. Особенно же ценилось красное вино. А под рюмку –  и ухарство. Позагорал, лёжа на БТРе, а на следующую вахту не явился – узнаём, что уже нет в живых…


На обед нужно было везти людей в Чернобыль. На этом пути в 17 километров проходишь три мойки, но машина отмывается плохо, грязь впитывается в металл. И здесь наблюдаешь ту же беспечность: работают без респираторов, без рукавиц и фартуков.


В столовой окна закрыты свинцовыми пластинами – сумрачно, неуютно. Зато питание – отменное. В ассортименте овощи, морская капуста, даже соки иногда появлялись. И не было необходимости ловить рыбу в местных прудах и отстойниках. Но человеку опять же свойственна беспечность: рыба из загрязнённых водоёмов мешками вывозились в чистую зону…


На объектах вокруг станции стояли итальянские «касагранды». Они копали на глубину до 20 метров: укрепляли берега реки, насыпали валы. Шведская «тори» вытягивала землю – готовила шахты. Японские «комоцу», радиоуправляемые на расстоянии до 30 метров, использовались  там,  где человеку было наиболее опасно. Но в зону с очень высоким уровнем радиации отказывались идти, поворачивали назад (видно, у японцев таких уровней в практике не было). А человек шёл, нет, бежал, чтобы в секунды выполнить какую-то операцию, которую отказалась выполнять машина.


Конечно, мужчинам до сорока лет трудно было поверить, что за несколько минут (секунд) он может превратиться в старика. А вот наш радиоуправляемый трактор из Чебоксар в зоне высокой радиации «терял сознание»: переставал подчиняться команде. Недостатком его в тех условиях было и то, что заводился вручную.


Превосходно работала немецкая техника на приготовлении и подаче бетона. Но человек нужен был везде. Он шёл, чтобы выполнить задание, туда, где сгорало железо и отказывали приборы, «защищённый» хлопчатобумажной спецовкой да марлевым лепестком…


Объединившись с радиацией, донимала и косила на ходу жара. Постоянно хотелось пить. Легче стало осенью, когда пошли дожди. К этому времени бетонная стена вокруг станции превратилась в крошку и пыль. Эту труху грузили в контейнеры и отвозили на захоронение. А территорию станции поливали какой-то вязкой жидкостью. Образовалась плёнка, как слой каучука. Потом она налипала на подошвы обуви и колёса автомобилей и развозилась по всему пространству, включая чистую зону.


То, что там происходило, сложно передать словами. Но одно не подлежит сомнению: это время было не только трагическое, но и героическое.


По  материалам кружка  «Краевед»
Комаринской  СОШ,
руководитель – Валентина Коверда



Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *