От редактора
Стало литературным штампом выражение «письма летят по свету». Но когда я анализирую редакционную почту, мне хочется употребить именно его – не важно, как поступило то или иное сообщение в редакцию «МП». Многие используют электронную, но всё-таки – почту. И нам дороги ваши письма, которые часто идут длинным путём и в которые вкладывается частица души и памяти. И радует то, что их много.
На одном из конвертов обратный адрес – далёкий Туркменистан. Олег Рюмков свято хранит память о Великой Отечественной, на которой погибли два его дяди. Один – во время освобождения Беларуси. «…Его прах покоится в землице мемориала у развилки дорог Старобин–Микашевичи в Минской области. …Мне, племяннику павших, не безразлична тема Великой Отечественной войны. В Минской области (как и в Ровенской) я не раз бывал в 1985–89 гг… А в ноябре1988 года побывал и в Гомельской области (в Брагине, а затем, через Лоев, в Гомеле)», – пишет Олег Галикович.
Мы благодарны за память. Память через года (а уже и через века) и поколения, память через километры и города. Ту память, которая не имеет национальной и этнической привязанности – она одна и общая для всех. Память о Великой Победе.
Галина ШЕВЧЕНКО
Памяти
Николая и Владимира Рюмковых, павших за Родину
Покоятся в дальних пределах
Родной, разделённой страны
Два брата, давно онемелых,
Назад не пришедших с войны.
Один спит в земле украинской,
Другой – в белорусской земле…
В сторонках – Волынской да Минской
Их души витают во мгле…
А где-то Каспийским прибоем
Оставленный берег зовёт,
Что был им так дорог обоим,
Но где уж никто не живёт…
Какая ж теперь вам отрада,
Когда весь Союз разнесло?!
Кощунство – такая «награда»,
За что поколенье легло?!
Вы, истинно, были сынами
Единой, великой земли.
Сердцами, судьбой, именами –
Пожертвовать всем вы смогли!
И немо доносится повесть
Из чистых мальчишеских глаз,
Когда вы оттуда, как совесть,
Глядите сквозь годы на нас…
Умираю, но не сдаюсь!
Эта смертная надпись штыком
В полутьме, на стене каземата,
Возвещает собою о том,
Что вовеки останется свято.
Как же тягостно было врезать
Те слова изнемогшей рукою!
Как же тягостно было сказать
Их себе с безнадёжной тоскою!..
Вот уж месяц исходит в «кольце»
С безысходностью и безызвестьем…
Не узнать о победном конце,
Не излить накопившейся мести…
Нету более скудной еды.
И воды не напиться в июле,
Только мрачные своды беды.
Да в обойме – последняя пуля…
А ведь хочется, жаждется жить,
Снова свидеться с милой сторонкой!
Жизнь-то вновь у кого ж одолжить?!
Не известишься и «похоронкой»…
Но уж лучше – безвестная смерть,
Чем позорная участь плененья…
Не поддаться фашисту! Не сметь!
Долг сыновий отдать с поклоненьем.
Мати-Родине – воинский долг!
Хоть никто не узнает об этом:
Ни родня, ни загинувший полк –
Он исполнит его гиблым летом!..
Кто ж он был, неизвестный боец
Из несломленных воинов Бреста?
Не обрёл обречённый борец
Ни звезды надмогильной, ни креста…
Но настенная надпись из тьмы
Выявляется, как извещенье,
О солдате священной войны
Да о стойкости духа священной!
